Наша Жучка
Когда я был маленький, я учился в военной гимназии. Там, кроме всяких наук, учили нас ещё стрелять, маршировать, отдавать честь, брать на караул – всё равно как солдат. У нас была своя собака Жучка. Мы её очень любили, играли с ней и кормили её остатками от казенного обеда.
И вдруг у нашего надзирателя, у «дядьки», появилась своя собака, тоже Жучка. Жизнь нашей Жучки сразу переменилась: «дядька» заботился только о своей Жучке, а нашу бил и мучил. Однажды он плеснул на неё кипятком. Собака с визгом бросилась бежать, а потом мы увидели: у нашей Жучки на боку и на спине облезла шерсть и даже кожа! Мы страшно разозлились на «дядьку». Собрались в укромном уголке коридора и стали придумывать, как отомстить ему.
– Надо его проучить, – говорили ребята.
– Надо вот что… надо убить его Жучку!
– Правильно! Утопить!
– А где утопить? Лучше камнем убить!
– Нет, лучше повесить!
– Правильно! Повесить! Повесить!
«Суд» совещался недолго. Приговор был принят единогласно: смертная казнь через повешение.
– Постойте, а кто будет вешать?
Все молчали. Никому не хотелось быть палачом.
– Давайте жребий тянуть! – предложил кто-то.
– Давайте!
В гимназическую фуражку были положены записки. Я почему-то был уверен, что мне достанется пустая, и с лёгким сердцем сунул руку в фуражку. Достал записку, развернул и прочитал: «Повесить». Мне стало неприятно. Я позавидовал товарищам, которым достались пустые записки, но всё же пошёл за «дядькиной» Жучкой. Собака доверчиво виляла хвостом. Кто-то из наших сказал:
– Ишь гладкая! А у нашей весь бок облезлый.
Я накинул Жучке на шею веревку и повел в сарай. Жучка весело бежала, натягивая верёвку и оглядываясь. В сарае было темно. Дрожащими пальцами я нащупал над головой толстую поперечную балку; потом размахнулся, перекинул верёвку через балку и стал тянуть.
Вдруг я услыхал хрипенье. Собака хрипела и дергалась. Я задрожал, зубы у меня защёлкали, как от холода, руки сразу стали слабые… Я выпустил верёвку, и собака тяжело упала на землю.
Я почувствовал страх, жалость и любовь к собаке. Что делать? Она, наверно, задыхается сейчас в предсмертных мучениях! Надо скорее добить её, чтобы не мучилась. Я нашарил камень и размахнулся. Камень ударился обо что-то мягкое. Я не выдержал, заплакал и бросился вон из сарая. Убитая собака осталась там… В ту ночь я плохо спал. Всё время мне мерещилась Жучка, всё время в ушах слышалось её предсмертное хрипенье. Наконец настало утро. Разбитый, с головной болью, я кое-как поднялся, оделся и пошёл на занятия.
И вдруг на плацу, где мы всегда маршировали, я увидел чудо. Что такое? Я остановился и протёр глаза. Собака, убитая мною накануне, стояла, как всегда, около нашего «дядьки» и помахивала хвостом. Завидев меня, она как ни в чём не бывало подбежала и с ласковым повизгиванием стала тереться у ног.
Как же так? Я её вешал, а она не помнит зла и ещё ласкается ко мне! Слёзы выступили у меня на глазах. Я нагнулся к собаке и стал её обнимать и целовать в косматую морду. Я понял: там, в сарае, я угодил камнем в глину, а Жучка осталась жива.
Вот с тех пор я и полюбил животных. А потом, когда вырос, стал воспитывать зверей и учить их, то есть дрессировать. Только я их учил не палкой, а лаской, и они меня тоже любили и слушались.
ЕЖИ РУКАВИЦА И КАТУШКА
До
меня ещё никто никогда не дрессировал ежей для выступления в цирке. Я
купил двух ежей. Одного назвал Рукавицей, а другого — Катушкой.
Поселился я с ними в гостинице. Ранним утром меня разбудили:
— Послушайте, хозяин ругается!
Я протираю глаза:
— Что такое? Пожар?
— Хозяин, говорю, ругается.
— За что ругается? В чём дело?
Передо мной служащий гостиницы. Он почесывает затылок и жалуется:
— Да всё насчет ежей ваших… И хозяин ругается, и гости обижаются. Вот и сейчас… не угодно ли послушать?
Я прислушался. За стеной раздавались визгливые женские голоса:
— Это невозможно! Я отсюда уеду!!! Какой-то свинушник, а не гостиница!..
— Слышите? — говорит служащий.
В дверь постучали. Вошёл хозяин гостиницы:
— Пожалуйста,
освободите номер. Все гости обижаются из-за ежей! Терпеть, говорят,
невозможно. Да после вас и номера никто не возьмёт вашего.
Я отвечаю:
— Но ведь я сделал всё, что вы требовали! Вычистил номер и даже купил на свой счёт линолеум.
Хозяин машет рукой:
— Они и новый мигом загадят, ежи ваши! Нет, как хотите, а съезжайте. Держать я вас больше не могу.
Пришлось
нам с Рукавицей и Катушкой перебираться в другую гостиницу. Через день
там повторилась та же история. Так нас гоняли с места на место.
Всё же мне удалось кое-чему научить ежей. Ежи в цирке — большая новинка. Я терпеливо добивался дружбы с этими живыми колючками.
Я
ставил Катушку на стол. Она сразу — в клубок. Часами я сидел около
Катушки и ждал, когда же этот колючий клубок развернётся. Вот наконец
Катушка «разматывается». Она высовывает из-под игл носик и частыми
шажками бегает по столу.
Я угощаю её сырым мясом — ежи его очень любят. Чтобы ей удобнее было его есть, мясо нарезано длинными полосками — червяками.
Катушка
быстро хватает мясного «червяка» и с аппетитом начинает жевать, ни на
минуту не выпуская его изо рта. Мне кажется, если бы я дал ей червяка
длиной в метр, она бы и такого съела без передышки.
Я
старался приручить Катушку к себе. Левой рукой я давал ей мясо, а
правую руку то приближал к ежу, то убирал. Таким образом я знакомил ежа
со своими руками. Всё шло хорошо. Вдруг ветром захлопнуло форточку.
Катушка испугалась стука и моментально превратилась в шар из иголок.
Попробуй погладь её!
Опять жду, когда Катушка «размотается»…
Я купил ещё нескольких ежей.
Каждое
утро я выпускал их на длинный стол. Там они пили молоко и ели мясо.
Потом я заказал для ежей искусственный грот с двумя пещерами. Из пещеры в
пещеру вела дорога. Грот поставили на четырёх столах. Я распределил
роли между ежами, выпустил их на стол и начал знакомить с новой
декорацией. Ежи должны были переходить из одной пещеры в другую — то
группами, то в одиночку.
Потом
я решил из ежей сделать артиллеристов. На сцене появились лёгонькие
игрушечные пушечки. Они были прицеплены к передкам, а передки были на
двух колёсиках, с тонкими деревянными оглоблями.
Но
вопрос: как запрячь ежей? Колючки ежей не чувствуют боли, так же как
наши волосы или ногти, а привязать к ним ничего нельзя: они очень
гладкие, и нитка с них соскальзывает. Я думал, думал и придумал. Сделал
из сургуча маленькие крючочки, разогрел их на свече и прикрепил к иглам,
а на крючки надел готовые петли и оглобли.
Сначала
ежи фыркали, «ёжились», не хотели запрягаться, но потом привыкли и
ловко возили пушки и зарядные ящики. Наша «ежовая артиллерия» выступала с
большим успехом. Ярким светом залита арена. Электрическими лампочками
освещены гроты. Из гротов выезжают с пушками «артиллеристы». Я объявляю:
— Неприятель, дрожи: едут с пушками ежи!
И публика смеётся.
Я показывал «артиллеристов» в разных театрах. Все шло хорошо до тех пор, пока мне не вздумалось высмеять одного князя.
Тогда
в России был царь Николай II. Николай дружил с болгарским князем
Фердинандом Кобургским. Про этого Фердинанда рассказывали разные плохие
вещи. Однажды, глядя на портрет Фердинанда, я заметил, что у князя
длинный, крючковатый нос. Я подумал: «У моей Катушки нос вроде как у
Фердинанда — такой же длинный и Крючковатый. Вот бы хорошо выпустить её в
роли болгарского князя!»
Через несколько лет в России произошла революция, и я опять мог свободно выступать с ежами и другими животными.